Давай сыграем в русскую рулетку? Только мы вдвоем, я и ты. Я отдам тебе привелегию выстрелить первому. А потом закрою глаза и забуду, что когда-то были наши общие взгляды. Мы два странника, которые случайно пересеклись на бесконечной дороге миров. Твоя жизнь и мои мечты. Хрупкие капли моих соленых улыбок. Твои невероятные янтарные, бездонные глаза. Мне стоит простить тебя, но я просто стою с револьвером в руках не в силах пошевелиться. Где-то над макушками поют ангелы, осыпая со своих пепельных крыльев потемневшие перья, легким пухом разлетающиеся по волнам ветра. Мне сложно понять, почему я не могу быть с тобой, а бурлящая злость в сердце, глупая обида и непонятный страх мокрой марлей застилает глаза. Я не настолько сильна, чтобы вынести это, но почему-то терплю. Как-то.
На моей могиле будут красивые ромашки. Желтые сердца в обрамлении белоснежной бахромы лепестков. Яичница-глазунья, распростершая свои тонкие белковые берега. Теплый ветер, недоумевая, будет играть с изумрудными лепестками цветов, а рядом с могильной плитой будет храниться тот самый револьвер с единственной, неиспользованной пулей. На следующий день в газете появятся крупные заголовки, сообщающие что-то о скорбящих, трагедии и потухших секундах. С вычурной свечки моей жизни сейчас только струится призрачный дым робких надежд. Надеяться уже некому, а они все еще живы, будут жить, пока чья-то крепкая рука одним движением не раздробит сизую пелену.
Я буду там, высоко. Мне хочется думать, что я буду высоко. Буду смотреть на тебя с высоты птичьего полета и улыбаться, даря тебе крылья. Глупый, ты все еще не знаешь, чего хочешь. И не слушаешь меня, когда я тебе пытаюсь обьяснить это. Может быть позже, когда слабый запах моих ванильных духов больше не будет оберегать тебя, ты поймешь, что я была права. Хлопнешь себя по лбу и раздраженно вздохнешь. Я буду там, буду писать нашу сказку. Сказку, которую никто никогда больше не прочитает. Сказку, услышав которую, ты тут же сожжешь все рукописи и уничтожишь копии. Даже с моей памяти сотрешь каждое слово. Банально, но тебе это просто не нужно.
Я буду называть твоим именем облака и считать каждый цветок, который ты будешь дарить не мне. В последние секунды обычно так хочется дышать. Жаль, наверное я отличаюсь от других людей тем, что не хочу дышать. Я хочу быть рядом с тобой. Почему-то кажется, что это важнее дыхания. Я буду легонько касаться своих шрамов и после каждого оставлять на коже новые белые полосы ран. Алый хрусталь крови будет тихо капать на пол, крошась на маленькие грязные лужицы. Ты не помнишь моего имени, а я знаю каждый взмах ресниц, который ты сделал. Мне останется только жадно, жалко тешится остатками твоего мнимого благородства, обнимая твою тень. Единственная утеха, какой бы ничтожной она не казалась. Я буду вдыхать дым твоих сигарет и невесомо касаться белоснежных бинтов. Возможно, я хочу слишком многого. Не исключено, что после нашей игры я окажусь не там, где предполагаю. Последние секунды всегда хороши именно той утопической надеждой.
Балансируя на грани, подбирая крохи слов и взглядов, собирая из них причудливую мозаику, пытаюсь сохранить хоть какое-то достоинство. Да, я все еще помню тот мир, в котором ты был всем для меня. Жаль, что я там больше не живу.
Влажная, грязная тряпка сметает оставшийся туман. Надеюсь, у тебя получится все, что ты задумал. Прощай, мне было очень больно с тобой. Беру прохладный стальной бок револьвера. Ну что, начнем игру?